Стенограмма пресс–конференции Президента Беларуси А.Г.Лукашенко СМИ регионов России

А.Г.Лукашенко: Я очень рад нашей встрече. Рад приветствовать вас на вашей, надеюсь, на вашей, белорусской земле. Вижу по лицам, что здесь есть давние мои знакомые. В седьмой раз в Беларусь приезжает такая представительная делегация российских журналистов.

Я знаю, что вы мне будете задавать вопросы. Но абсолютно убежден, что на многие вопросы, с которыми вы ехали к нам, вы уже ответы получили. Поэтому если нужна будет конкретизация какой–то проблемы или темы, я с удовольствием это сделаю.

Мне часто приходится общаться с прессой нашей братской России. Но именно такие встречи, как эта, я считаю особенно значимыми и полезными для белорусско–российских отношений.

Ваша аудитория — миллионы читателей, зрителей, слушателей от Балтики до Дальнего Востока. И очень важно донести до них объективную и максимально полную информацию о том, как живет белорусский народ, к чему стремится, каким видит свое будущее.

Я говорю об этом потому, что слишком много разного рода домыслов и откровенного вранья о ситуации в стране выплескивается через средства массовой информации как на Западе, так и, к большому сожалению, в родной нам России. Каких только нелепостей порой не услышишь и не прочтешь.

Происходит это по разным причинам: и по элементарному недомыслию, и, что мы нередко наблюдаем, по политическому заказу. Не нравятся многим самостоятельные и непродажные белорусы.

Поэтому, общаясь с журналистами, я прошу только об одном — донесите до людей правду. Расскажите о той Беларуси, какая она есть на самом деле: об успехах и достижениях, о проблемах и заботах, о недостатках, о вопросах, которые надо решать. Критикуйте, но аргументированно.

Мы не строим «потемкинских деревень» для приезжих журналистов. Конечно, как любой хороший хозяин, мы стремимся показать лучшее, что у нас есть, и рассказать о том, что мы будем делать и как будем делать это лучшее.

Но, согласитесь, что семь лет подряд возить по всей стране, а это не Россия, столь представительные пресс–туры и пускать людям пыль в глаза — просто невозможно.

Вы за эти годы проехали тысячи километров белорусских дорог. Побывали во всех уголках нашей страны. Познакомились с десятками, а может, уже и с сотнями населенных пунктов, предприятий, объектов социальной сферы. Встретились и поговорили с тысячами людей. На ваших глазах фактически менялась наша Беларусь.

И главное, конечно, вы же люди земные, не все же здесь из Москвы. Подавляющее большинство — люди из регионов. То есть люди земные. И вы прекрасно понимаете, что даже в очень–очень хорошем процессе, результате, факте есть и негативные вещи. Поэтому, видя очень хорошее, конечно, вы видите и определенные недостатки. Но ведь вопрос не в этом. Вы, наверное, искали ответ на главный вопрос: куда движется наша страна, правильно ли она поступает с селом, с промышленностью? Правильно ли мы поступили в свое время, что не допустили разгула так называемой приватизации (народ и вы назвали ее «прихватизацией»)? Правильно ли мы поступили? Правильно ли мы поступили, что сохранили государственное регулирование экономикой, а не отдали все под либеральные ценности? Кстати, я в процессе нашего разговора могу познакомить вас и с последней точкой зрения российского Президента на сей счет. Очень хорошо, что он эту точку зрения, мне очень приятно было это слышать, высказал после саммита «двадцатки».

То есть главное, что вы увидели, что такое Беларусь и куда она движется. Вот это главный вопрос, на который вы, наверное, искали ответ. И если я должен что–то пояснить, с удовольствием это сделаю. Притом искренне и откровенно.

И потом, я очень много читаю в российских СМИ, что вот Лукашенко все делает идеально там, где вы бываете или кто–то будет. Абсурд полный! Да нам перед Кремлем сегодня не надо отчитываться, как было в советские времена. Приведут, привезут руководителя крупного из Москвы и маршрут обозначат, куда ему ехать. И чуть ли не траву красили, как это было в воинской части, которая здесь, под Минском, где я служил. Не я сам красил, но мои коллеги (я служил там офицером уже второй раз в своей жизни). Я видел, как красили эту траву перед приездом министра обороны Устинова. Или же когда Леонид Ильич Брежнев приезжал в Минск, то именно по этому маршруту надо было сделать английский газон. Ну как… Впечатление надо произвести. И я не отказываюсь, я тоже хочу на вас произвести впечатление. Но не для отчета.

Еще раз подчеркиваю, везде хватает недостатков. Но главное — куда мы идем. Это, наверное, главное для вас. И сможем ли мы сделать так, как в лучших местах Европы. Здесь, в этом зале, я еще раз хочу повториться, сидят люди, поднаторевшие в жизни, не первый раз бывавшие в Беларуси. Я уверен, что вы подтвердите мои мысли о том, что ни о какой показухе здесь речи быть не может. Мы все создаем своим трудом, своим умом и руками. Нет у нас сырьевых сокровищниц, благодатного климата. Мы люди северные, как и вся в основном Россия. Наш главный ресурс — это люди. Поэтому белорусская экономика носит социально ориентированный характер. Я это особо хочу подчеркнуть: главный ресурс у нас — это люди. Поэтому мы вынуждены, хотели бы мы этого или нет, вкладывать в людей. Отсюда социальная ориентация нашей экономики.

Даже в нелегкие времена мирового кризиса главной целью определено сохранение производства и рабочих мест. Мы не выбрасываем людей на улицы, тысячами не сокращаем коллективы, хотя предприятия в основном у нас гиганты. И проблемы у нас если и есть, то только на гигантских предприятиях. Мы не лишаем десятки тысяч семей источников существования. Мы не закрываем предприятия. Да, зарплата, конечно, могла бы быть и больше, но платим столько, сколько можем в нынешних условиях. Платим исправно и вовремя то, что обещаем. И это касается каждого предприятия. Не только в сфере ответственности государства, как некоторые говорят: «Вот бюджетная сфера, и всё». И безработица у нас практически на прежнем уровне — она не превышает одного процента. И порой, вот чуть раньше, нам приходилось эту безработицу, откровенно говоря, на этом уровне поддерживать. Но у нас всегда были объявления (помните, в советские времена?): «Требуется. Требуется. Требуется…» У нас всегда было «требуется» больше, значительно больше, чем безработных.

В Беларуси понятие социальной справедливости и ответственности — это краеугольный камень внутренней политики. Проблем и у нас хватает, я уже сказал, но мы их решаем. Беларусь в советские времена являлась финишным производством всего Советского Союза, как часто журналисты говорят — «сборочным цехом» Советского Союза. Сюда завозили сырье, полуфабрикаты, отсюда везли готовую продукцию. Этот «сборочный цех» создавался всей страной под огромные потребности и гарантированный сбыт. Под обеспеченность энергоресурсами. Но в том, что Беларусь была «сборочным цехом», а точнее сказать, я не зря этот термин употребил, «финишным производством», вы понимаете, что в этом и было много положительного. Потому что финишное производство без суперсовременных технологий в те времена и в эти невозможно. У нас и тогда то, что производилось в Беларуси, в основном шло на экспорт. А там — конкуренция. Поэтому финишное производство всегда обеспечивалось самыми высокими технологиями. И когда распался Советский Союз, перед нами встала дилемма: что же делать с этими гигантскими предприятиями? И мне пришлось эту проблему решать. И, извините за нескромность, как человек практичный, я подумал о том, что, закрой мы предприятия телевизионной отрасли, к примеру (а у нас два гигантских предприятия), мы потеряем то передовое, что было накоплено в нашей советской империи. Вся школа будет загублена. Школа Советского Союза, огромной страны, а не только Беларуси. Закрой мы БелАЗ — все, на что работал Советский Союз, создавая эти супергигантские автомобили (а мы сейчас 33 процента мирового рынка держим по БелАЗам!), закрой БелАЗ, вы понимаете, что все было бы уничтожено. Самые современные технологии, ноу–хау, люди разбежались бы. А это школа. Суперпредприятия сегодня можно построить. В России можно просто сотнями предприятия строить, имея такие гигантские деньги. Но построить предприятия — это еще 10 процентов успеха. Должны быть люди, жилье, инфраструктура. И главное — люди, которых надо готовить десятилетиями. Я могу вам привести пример: сегодня МТЗ имеет производство, с которым никто не может конкурировать ни по объему, ни по качеству. Российская Федерация попробовала создать свое тракторное производство. Хоть мы и договаривались: мы не будем параллельно создавать и конкурировать. В одном фактически государстве — Союзном — это неприемлемо. Ну хотели попробовать, как обычно. Не нравятся маршруты по Беларуси транспортировки газа и нефти — давайте вбухаем до 25 миллиардов, построим «Норд стрим», «Южный поток» и так далее. Зачем? Ведь есть вся инфраструктура. Когда строили Ямал — Европа, газопровод новейший, положили инфраструктуру от фундаментов до электроэнергии, связи, электричества. Положили под вторую трубу. Кладите. Зачем лезть на эту Балтику? «Нет, хотим быть независимыми». От кого — от своих людей, от своей страны фактически, от Союзного государства? Какое же тогда это Союзное государство? И в чем же тут вина Лукашенко, что он «разваливает Союзное государство»? Если мы разрушаем экономические основы нашего единства — тут никакой Лукашенко не поможет. Так и здесь: попробовали создать тракторный завод, вбухали огромные деньги — ничего не получилось. Вроде стены есть, станки есть, на которых можно точить те же детали, а людей нет. Для их подготовки нужны десятилетия. Но надо же учитывать, что и мы на месте не будем стоять. Если раньше мы производили две модели МТЗ, то сегодня производим около 75 моделей, весь спектр.

Вот в этой экономике финишного производства было очень много передового. И поэтому, уделив особое внимание этой экономике, смогли лет 5 или 6 тому назад превзойти уровень советских времен в 2 раза по производству. Ни одна из республик СССР не достигла удвоения по валовому внутреннему продукту к уровню самого высокого периода в Советском Союзе. Мы его превзошли в 2 раза пять лет назад. И в прошлом году, да и в этом, экономика работает на уровне прошлого года, мы имеем где–то в 2,5 раза уровень выше. Это благодаря тому в том числе, что были заложены самые современные технологии в наши предприятия, благодаря тому, что мы не пошли путем развала и дележки этих предприятий, а восстановили их.

Имея открытую экономику, мы страшно зависимы от мировых товарных рынков. Беларусь объективно не успела накопить огромных золотовалютных резервов: машиностроение, сельское хозяйство, согласитесь, менее прибыльны, чем торговля углеводородами. Поэтому нам сегодня приходится очень нелегко. Но мы держим удар. Как? Это уже отдельный разговор. Однако же и белорусам, и россиянам легче было бы выживать в сегодняшних непростых условиях, если бы мы действовали более скоординированно и в экономике, и в политике. Беларусь к этому готова не на словах, а на деле.

В мире у белорусов сложилась репутация надежных и ответственных партнеров. Поэтому, кстати, к нам в последние годы потянулись богатые инвесторы, в том числе и западные, не говоря уже о российских.

Надеюсь, что результаты наших встреч с Президентом Российской Федерации в августе в России и на днях в Беларуси будут способствовать совместному преодолению кризисных явлений с большей эффективностью. Белорусам и россиянам суждено Богом и историей жить вместе в мире и согласии, как и подобает братским народам.

Ну а теперь я готов ответить на ваши вопросы, еще раз подчеркиваю, как всегда открыто, откровенно, честно и искренне.

Прошу вас.

В.Бичурина, газета «Красная звезда»: Александр Григорьевич, буквально на днях Вы и Президент России принимали участие в учении «Запад–2009», где лично наблюдали за действиями белорусских и российских военных. Поделитесь, пожалуйста, своим впечатлением и мнением о перспективе белорусско–российского военно–технического сотрудничества.

А.Г.Лукашенко: Благодарю Вас за вопрос. Но я хочу на примере данного факта учения ответить на вопрос, который волнует, наверное, каждого журналиста, даже очень любящего Беларусь. Так с кем же белорусы? Они что, действительно повернули от России на Запад? Знаете, если бы мы повернули от России на Запад… Такие учения с чужими людьми не проводятся. Это такие учения, которые Россия никогда не проводила сама у себя. Это масштабные учения. И ведь если бы мы разошлись в этой сфере, а это самая чувствительная сфера — военная, то мы бы эти учения в таком плане не провели. Потому что это возможно только в одном государстве, когда единые вооруженные силы. Но мы их провели. Значит, мы не разошлись в военном сотрудничестве, в военно–техническом в том числе. Значит, и наши вооруженные силы как две капли воды похожи. Вы думаете, что это так просто собрать, к примеру, финишные активные части этих учений? Что так просто на одном поле собрать разные армии и в течение, допустим, недели после переброски российских войск на незнакомый им полигон провести эти стрельбы? Да перестреляли бы друг друга… Это и сопряжение, это и координация войск, это единые секретные и прочие информации, единые команды. Все это мы с россиянами сохранили и даже преумножили, выйдя на более высокий уровень. И учения мы эти провели не с американцами, не с блоком НАТО, куда мы в кавычках так «разогнались» в последнее время, а с нашими россиянами. И только идиот после этого может сказать, что Лукашенко повернул на Запад, еще куда–то там повернул и так далее, и кинул Россию. Вот этот факт свидетельствует о том, что мы действительно единая держава, коль мы в этом чувствительном вопросе фактически действуем как одно государство.

Что касается впечатлений… Банальный вопрос. Вы знаете, что я скажу? Я лучше вам скажу о том, чего вы не знаете в связи с этим. Знаете, мы раз пять при прежнем Президенте России, еще с ельцинских времен (первый раз было мое предложение Ельцину), раз пять подходили к тому, чтобы провести подобные учения совместные. Но президенты России как–то с дрожью воспринимали эти вопросы и предложения. Последний раз мы договорились с Путиным Владимиром Владимировичем, когда он был Президентом, что мы проведем такие учения и пригласим наших друзей из ОДКБ. И эти учения уже были подготовлены, и российские части были переброшены на полигоны Беларуси, все было готово. Но в последний момент Президент России на эти учения не приехал, и мне пришлось проводить их одному. Слава Богу, что хоть россияне остались и войска были в этом задействованы. Но новый Президент России слово свое сдержал. Мы подготовили эти масштабные учения с ним, договорились, профинансировали, как бы ни было трудно, и их провели. Я вам скажу откровенно: я–то привык к таким учениям. Мы через два года проводим такие. Ну не такого масштаба, но примерно такие учения. Один год — командно–штабные, когда не разворачиваются войска или какой–то части мобилизуем войска, а на второй год — крупные. Поэтому я уже к ним привык. Но Президент Российской Федерации был восхищен тем, что увидел. А он тоже уже не новичок. Он видел много этих учений. Это ведь огромный масштаб — была задействована акватория Балтийского моря, была задействована региональная группировка нашего Союзного государства, основу которой составляет белорусская армия на Западе. И приданы ей были западные части Российской Федерации, как это предусмотрено оборонительным замыслом: если мы вступаем… не дай Бог столкновение какое–то будет, наша армия сдерживает удар. А из России подтягиваются и стратегические войска. Вы видели, кто там был. Бомбардировщики стратегического назначения, ракетоносцы и прочее. И подтягиваются армии Российской Федерации из Подмосковья, севернее, с юга. И в Ашулуке Астраханской области в это время также шли учения противовоздушной обороны, потому что здесь их невозможно при таком густонаселенном регионе провести. Поэтому в Ашулуке осуществлялись пуски ракет. Белорусские, российские войска «воевали» в том числе там. Вот представьте, какой огромный регион был задействован. И десант из центра фактически России перебрасывался в Беларусь и здесь выбрасывался на соседнем полигоне. Очень масштабные учения. Мы отработали все вопросы, все варианты. Поэтому я был доволен. И у россиян, которые присутствовали, я уже не говорю о российских военных, одно было: «Наконец–то мы вместе. Наконец, как и должно быть, мы вместе».

Ну а все остальное вы видели своими глазами.

Д.Батыршин, газета «Калининградская правда»: Александр Григорьевич, из–за «молочных» и прочих «войн» Беларусь отказалась подписывать договор по коллективным силам ОДКБ. Не скажется ли это на обороноспособности и безопасности Союзного государства?

А.Г.Лукашенко: Во–первых, у Вас абсолютно неточная информация. Из–за «молочных войн» мы не отказались от каких–то мероприятий в рамках ОДКБ. И даже не мы… Я готов взять ответственность на себя. Это я отказался в это время ехать в Москву. Если бы это не ОДКБ было, а СНГ, я бы тоже не поехал. И если бы это был Высший Госсовет Союзного государства, я бы тоже не поехал. Вы меня поймите, когда чисто из субъективных побуждений, чтобы нас «наклонить» или проучить, на границе без всяких предупреждений под надуманным предлогом были остановлены полторы сотни рефрижераторов со скоропортящейся продукцией, которая шла в Российскую Федерацию. Мы просили: давайте отсрочим, давайте на неделю. Ну нельзя на границе держать. Давайте вы пропустите эти машины, мы больше не будем грузить вам продукцию с заводов. Но нельзя же на границе держать, ведь потом же ее даже свиньям не скормишь. Это надо было там же выливать в овраг все. И это не только молоко, это тысяча наименований молочных продуктов, которые с удовольствием покупают в России. Если здесь есть люди брянские, смоленские, псковские и из Подмосковья, они знают. Они покупали белорусскую продукцию. Поэтому, поймите, это был исключительно субъективизм. Это был выпад против нашего государства. Что мне оставалось делать? У меня ведь нет таких рычагов, как у России на Беларусь. Поэтому я вынужден был демонстративно от этого отказаться. И к ОДКБ это не имеет никакого отношения. Вы должны знать, что самая интернациональная страна на постсоветском пространстве, да, наверное, и в мире, это — Беларусь. Вы видите по белорусам. У нас что, есть какие–то национальные вопросы, религиозные и прочие?! Да нет их. Кто бы ни приехал, мы всегда с радостью их встречаем. История так сложилась. История создала такой менталитет нашего народа. Поэтому мы всегда были за объединительные процессы, за интеграцию. А ОДКБ — это тесная интеграция в военной сфере, в военно–техническом сотрудничестве. Нам это выгодно. Мы были в этом крайне заинтересованы. И если бы не мы, и ОДКБ бы не было этого. Я уже не хочу к истории создания ОДКБ возвращаться. Поэтому… ну мог ли я, откровенно говоря, свое детище «рубить топором»? Конечно, нет. Это уже потом увязали, что «вот Лукашенко пошел на Запад, поэтому он и ОДКБ разрушает». А чтобы долго не говорить, я отвечу по существу, и вы поймете, что я честно говорю. Мы все процедуры по подготовке документов к подписанию на сегодняшний день закончили. Более того, я своим коллегам сказал, что если вы на меня в чем–то обижены, то я готов председательствовать в ОДКБ и будущий год. Они согласились. Поэтому белорусская сторона сполна компенсирует свою задолженность перед Организацией Договора о коллективной безопасности.

Но, поверьте, это не имеет никакого отношения к тем, так сказать, мягко говоря, экономическим проблемам во взаимоотношениях с Российской Федерацией.

На сегодняшний день эти вопросы решили. И решили вот так, как я вам сказал.

В.Кузменкин, газета «Вечерний Новосибирск»: Уважаемый Александр Григорьевич! Нравится кому–то или нет, но уже полтора десятка лет Вы участвуете в формировании геополитических процессов на нашей большой Родине, которую сейчас называют постсоветским пространством. И ни для кого не секрет, что основу Родины всегда составлял союз славянских государств, славянских народов. Это даже было зафиксировано, когда создавалась ООН. И вот когда развалился Советский Союз, была даже такая «конфетка» — создать Союз Славянских Государств. Но тогда это было просто слово. Вот, на Ваш взгляд, реально ли создать Союз Славянских Государств сейчас, в ХХI веке? И что для этого нужно?

А.Г.Лукашенко: Мне будет очень сложно Вам на этот вопрос, на вторую часть вопроса, отвечать. Что для этого нужно? Но скажу, уж коль я затронул вторую часть Вашего вопроса, для этого нужна прежде всего воля глав государств. Воля элиты — руководителей государств прежде всего. Будет такая воля — значит, такой союз будет создать несложно. Я ответственно об этом говорю. И не имейте в виду Украину. Украина, может, еще быстрее и больше готова к этому, сама Украина. Нужна воля НАША. Ну разве была бы проблема в быстром продвижении создания Союзного государства, если бы была на это воля Путина и Лукашенко в то время?! Ну вы же это понимаете как земные, как я уже сказал, люди. Не было такой воли. И этот процесс во многом притормозился. Не Лукашенко в этом вина. Поэтому это абсолютно реально. Надо начинать с решения глав государств. Что, Украина, Беларусь и Россия, народы, не поддержат это? Поддержат! Но мы разобраться не можем.

Ну а это «противное» слово, я его иногда произношу — «постсоветское пространство», я часто говорю «пространство Советского Союза», к сожалению, бывшей нашей страны. И стыдиться этого не надо.

Отвлекаясь, я вам просто вот что скажу. То ли в Венгрии, то ли в Австрии дело было… Они с таким воодушевлением, что меня поразило, когда был еще молодым Президентом, вспоминали свою историю. И особо рассказывали о Австро–Венгерской империи. Я говорю: «Ну слушайте, столько беды людям принесла ваша империя. Наша Российская империя тоже была не подарок, но вы–то?» Они говорят: «Может быть, и принесла, но для нас это — благо». То есть они от своей истории не отмахиваются, а мы почему–то боимся, как будто в Советском Союзе все было плохо. В большей степени было много хорошего. Я вам пример приводил по финишному производству. Мог бы много рассказывать, но вы не хуже меня знаете, начиная от земли и заканчивая космосом, что было сделано во времена Советского Союза. И потом, это — наша история. Мы не должны не только от нее отмахиваться, но мы не должны ее сейчас и закрашивать черными красками. И не дай Бог переделывать эту историю. Она уже свершилась. Ее надо воспринимать, какая она есть. Она — наша.

Я извиняюсь, и еще. Может быть, не каждый из вас знает, а может быть, и никто. Вот к вопросу о славянских государствах. Вы знаете, когда мы с Борисом Николаевичем (царство ему небесное) задумывали этот союз, мы ведь исходили из того, что мы быстро должны вдвоем пройти этот путь. И тогда Украине просто не было бы куда деваться. Тогда еще, при раннем Кучме, и мыслили, что Украина после того, как мы быстро пойдем вперед и покажем преимущество, в течение 2, 3, 5 лет Украина к нам присоединится. И Кучма с этим согласился, что куда нам деваться, если народы это увидят? Но случилось так, что поздний Кучма в конце своей жизни президентской говорит: «В какой союз вступать? Да вы вдвоем не можете разобраться». К сожалению, он оказался прав… Это замысел был такой. Но с первой попытки он не удался.

А.Шилкин, «Смоленская газета»: Александр Григорьевич, как Вы относитесь к идее создания общей экономической зоны с приграничными регионами России? Ну, например, со Смоленской областью.

А.Г.Лукашенко: Если имеется в виду классическое понятие «общее экономическое пространство» — вы знаете, я всегда «за». И такого вопроса не существует. Мы живем не просто в одном государстве. Если образно, мы живем в одном городе, в одном селе, в одном кооперативе. Когда мы начинаем уборочную кампанию, смоляне, брянские, псковские люди, черниговские и прочие, приграничье, Киевская область приезжают к нам: «Помогите». Мы убираем. Допустим, два–три дня у нас не подошли еще посевы, губернатор звонит: «Вот смоляне, смоленские, брянские ребята просят. Александр Григорьевич, мы пока 200 комбайнов можем отправить. Разрешите на 3 — 5 дней вывести комбайны». Я говорю: «Комбайны не должны стоять. Это не чужие нам люди. Поезжайте, убирайте». Не просто после уборки, даже в ходе уборки мы перебрасываем технику для того, чтобы помочь своим людям.

Сегодня это уже не бескорыстно делается. Они нам дают солярку — мы приезжаем с людьми, с техникой своей, с автомобилями и убираем там поля. Свозим, куда они скажут, урожай и обратно уезжаем домой. И нет такого: «Слушай, ты мне это, а я тебе завтра то». Нет. Сказали: «Ребята, надо спасать вот это. Есть нечего будет зимой». И мы едем и делаем.

Потому что мы немножко в сельском хозяйстве быстрее развернулись. И у нас нет такого, что смоленские люди — это чужие. Для нас вообще в России нет чужих людей. И вы это почувствовали, наверное, будучи здесь, в Беларуси.

Так вот об экономическом пространстве… Если бы у нас с Россией все так было, как со Смоленской или Брянской областями, слушайте, у нас совсем другой был бы разговор. Все вопросы были бы сняты.

В.Мухин, газета «Труд–Черноземье», Воронежская область: Александр Григорьевич, два слова об отношении россиян к Беларуси, которое, честно говоря, даже меня удивило. Три недели назад я пересекал украинско–российскую границу. И над будкой с российским пограничником я увидел флаг, один–единственный, — это был флаг не России и не Украины, это был флаг Беларуси. Я поинтересовался: почему? Мне сказала женщина–пограничница, что начальник распорядился повесить флаг Беларуси. И, более того, он распорядился, чтобы белорусов пропускали без очереди.

А.Г.Лукашенко: Первый раз слышу…

В.Мухин: Если бы я сам не видел своими глазами, наверное, не поверил бы.

Это характеризует отношение россиян к белорусам, к вашей стране. Но это так, лирическое отступление.

А вопрос у меня такой. Сейчас появились мемуары очень интересных деятелей, в прошлом известных, в частности, господина Касьянова. Он утверждает, что «газовую блокаду» в Беларуси в 2004 году осуществляли люди, гораздо более задействованные, скажем так, во власти, чем сам господин Касьянов. То есть как бы он отрицает то, что это решение принимал он. Вот Вы не могли бы как–то прокомментировать это положение? И вообще, как, на Ваш взгляд, кто стоит за «газовыми войнами»?

А.Г.Лукашенко: Касьянов не принимал это решение. Он правду пишет. Более того, Касьянов был категорически против таких подходов. Потому что он знал, что экономические последствия, и особенно имиджевые, будут очень плохие. А расхлебывать это придется Правительству. То есть ему и нашему соответственно. Не потому что он так крепко любил Беларусь. Вот он тогда был против того, чтобы перекрыть газ. И он действительно до последней минуты был против этого. А как было на самом деле, это долго можно рассказывать. Это было решение Президента Российской Федерации Владимира Владимировича Путина. Я об этом публично тогда говорил, но меня начали долбать за то, что я публично адресовал это обвинение Президенту России. Тогда же утром, на следующий день, когда был 25–градусный мороз, была закрыта подача природного газа на территорию Беларуси, я об этом сказал. Было элементарно просто. Шел спор по подписанию контракта. Было сильное повышение цены. Мы просили этого не делать, потому что второе повышение мы просто не выдержим. Это во–первых. А во–вторых, я ему мотивировал это просто: если у нас природный газ в три раза для потребителей будет выше, чем в России, мы не сможем конкурировать на российском рынке. Правильно? Нужна себестоимость продукции. Она будет в два раза выше, чем в России, ну в полтора. С иностранцами не сможем конкурировать. Мы не сможем заработать деньги в России, чтобы заплатить, в конце концов, за природный газ и нефть. Мы останемся вечными должниками. Я этим прежде всего мотивировал. Я не говорил о чернобыльской катастрофе, где дровами, на юге, нельзя топить печи, где только природный газ можно использовать. И многое, многое другое. Не мы эту чернобыльскую катастрофу породили. И, в конце концов, когда шла эта неразбериха с подписанием контракта, мы сказали: «Ладно, ну что же, ваш природный газ, поднимайте цену. Но тогда мы поднимаем транзит природного газа российского через нашу территорию на Запад». Ну пусть Германия заплатит. Что, бедные? Ну, может, «Газпром» где–то немножко заплатит. Тоже небедный. И притом речь шла там о копейках. Мы должны были после повышения цены за год, по–моему, 5 миллиардов дополнительно понести потерь. А по транзиту повышение получилось вроде бы миллионов 160 или 200. Но не больше двухсот. Нам в ответ: «Нет, мы это делать не будем. Что вы тут ерепенитесь? Нет — закроем». И вот я как сейчас помню, Путин летел тогда в Киев, у нас состоялся с ним разговор этот. Логика нормальная, тогда какие–то праздники были или выходные, он говорит: «Александр Григорьевич, не переживай, мы разберемся тут». Через час он мне снова звонит в резиденцию и говорит: «Вот тут мои (дословно) мне говорят, что это не так, и так далее. Мы вот вынуждены…» Я говорю: «Не делай этого, потому что это приведет к страшным потерям в белорусско–российских отношениях. Этот рубец потом не зарубцуешь ничем». Уже на повышенных тонах шел разговор… И ночью был перекрыт природный газ. Вот как это было в деталях.

Поэтому не Касьянов принимал это решение. Он прав. Это было решение Президента России. Правда, когда уже увидели, что не мы теряем, а Россия теряет, что штрафные санкции будут выставлены и так далее, он мне позвонил и говорит: «Александр Григорьевич, давай забудем. Ну откройте там, на Запад». Ведь перекрыли нам газ, перекрыты были на Европу поставки газа. Я говорю: «Понимаю, надо лицо сохранить. Но мне тоже. За мной тоже страна стоит и народ стоит». Ну спорили, спорили, говорю: «Ладно». Я отступил. Были открыты все каналы на Запад, и он открыл задвижку на Беларусь. Через два где–то или три дня это все закончилось. Ну что мы получили? Мы, россияне, руководство России, Президент в данном случае, что получили? Вот эти на сегодняшний день неприятные воспоминания. А потом вместе с Украиной еще, когда пару раз был перекрыт газ, потом с нами «нефтяная эта война» и прочее. Ну ясно, что в Европе были очень насторожены люди по поставкам газа. Отсюда появился проект «Набукко», появился проект по Турции, по поставке с Каспия углеводородного сырья и так далее, так далее. Вот что мы получили.

То же самое я говорю про Ямал — Европа. Ну почему не по Беларуси? Ведь предлагаем самые льготные условия. Когда Рем Вяхирев приехал ко мне, а меня только избрали, 1995 год, по–моему, был, он приехал ко мне и говорит: «Александр Григорьевич, вот мы проект давно сделали Ямал — Европа, но не можем начать. Шушкевич против, ваши вот против, Кебич против. Бывшее руководство националистическое наше, им не Россия нужна была. Я говорю: «Какие вопросы, давайте стройте». — «Как строить? Земля не отведена, то не сделано…» — «Начинайте, — говорю, — строить. Я вам все документы подготовлю, и они будут подписаны. Земля будет ваша под этими трубами». Он так поднялся, на меня посмотрел, думает: ну, наверное, молодой, он не понимает, что говорит, потому что серьезный проект ведь, не решив какие–то детали, как можно начинать миллиардный проект? Я говорю: «Или вы завтра начинаете строить, или больше ко мне не придете». Он вынужден был начать. И мы через полгода только закончили процедуру отвода земель, когда уже трубы были положены. И когда сдали через два года эту трубу, он приехал на открытие и вспомнил это. Говорит: «Я нигде, ни в одной стране такого не встречал — сказал, пообещал, мы начали делать, поверив». Мы свое слово сдержали. Более того, мы освободили от всех налогов это строительство. И тогда потеряли около миллиарда долларов, наш бюджет потерял. Но мы знали, что это общее дело. И мы это строили. И параллельно создавали инфраструктуру для другой трубы. Сегодня надо только класть трубу, всё есть. Нет, надо по Балтике… Ну хорошо, кладите по Балтике. Сегодня придумали еще в обход Беларуси: нефтепровод «Дружба» не нужен, надо независимость, погнали трубу с юга на север, в Санкт–Петербург. Просчитали — на каждой тонне потери до 24 долларов. Зачем вам это? Деньги некуда девать? Может быть…

Н.Семенова, газета «Звезда», Пермский край: Александр Григорьевич, у трех славянских республик есть одна общая беда — Чернобыль. Эта беда как–то уходит, забывается. В России произошла такая ужасная вещь, как монетизация льгот, в результате которой «чернобыльцы» очень многое потеряли. У меня в связи с этим двоякий вопрос, два вопроса на одну тему.

Первый. Беларусь больше всех пострадала после чернобыльской катастрофы, насколько уже восстановилась земля и удалось что–то вернуть?

И второй вопрос. Беларусь тоже пересматривала, насколько я в курсе, льготы. Насколько пострадала или, наоборот, приобрела категория «чернобыльцев»? Я знаю, что вы очень много сделали для ветеранов Великой Отечественной войны, такого не сделано ни в одной бывшей советской республике. Но «чернобыльцы» — это тоже бойцы. Может быть, не очень такой понятной нам войны.

А.Г.Лукашенко: Вы знаете, я ярый противник всяких льгот. И участвуя в президентских кампаниях, я всегда говорю: «Долой льготы!» Народ: «Ура! Долой льготы!» Но это не только мне льготы и чиновникам. Всем! Льготы — это страшное дело. Я всегда понимаю, когда льготу даешь ветерану Великой Отечественной войны. Но, во–первых, сколько их осталось? Все же старики. Они спасли нашу страну, они нам дали возможность сегодня худо–бедно, но жить. Многие погибли. Им, семьям… — это святое. Мы их всех обеспечили жильем. Но некоторые уже мудрить–хитрить начали и детей своих под это обеспечили. И я вынужден был сказать: «Стоп!»

Это святое, мы в это даже не влезаем, наоборот, их поддерживаем. Деньги даем к праздникам. Это же люди.

Что касается «чернобыльцев» — то же самое. Но что было? Когда я был депутатом, у нас «чернобыльцев» стало почти половина страны. Член Правительства туда поехал, газету развернул, сало достал, поел, отсюда его привез, из Минска: «Я был там, я заразился». И все повыписывали удостоверения. Мы упорядочили это все.

Второе. Была масса выплат чернобыльских. Посмотрели: что это за выплаты? 10 долларов, 15, 3 доллара, 5 — разные были выплаты. И что люди от этого получали? Мужик в чернобыльской зоне шел, получал, как они называли это, «гробовые» (сейчас уже, правда, не называют, потому что их нет), шел, бутылку покупал, здесь же на колене выпивал с соседом, а то и один. Понюхал рукав или хлебом закусил и пошел. Вот и все чернобыльские. Но есть же и истинные пострадавшие люди. Их тысячи. Это — святое. И с чего началось упорядочение этих чернобыльских льгот? Мы прекратили выплачивать по 3, 5 долларов. Перестали распылять эти деньги. А в итоге это получились огромные средства. Но это после длительных консультаций с людьми. Я в этот Чернобыль ехал, я там с людьми жил. Я и сейчас на Полесье, у меня там дом. Я каждую весну туда еду и когда начинается уборочная кампания. Мы убрали вот эти вот необоснованные льготы. Но за эти деньги построили онкологический научно–практический реабилитационный центр в Гомеле. Под 100 миллионов долларов! При нынешних ценах — 200 миллионов. Это как Национальная библиотека. Мы собрали всё, что только можно. И этот центр собирает практику, теорию. Там сегодня вылечивают людей. Брянские люди, смоленские, украинцы, которые пострадали, они хорошо знают этот центр. Они готовы платить любые деньги, приезжать и лечиться. Мы их лечим там. Мы за эти деньги, собрав их в один кулак, не распыляя, построили сеть дорог. Потому что там нужны были прежде всего дороги. Сколько бы ты ни платил человеку, но если там пыль, грязь… Мы газифицировали всю чернобыльскую зону, потому что там дровами топить нельзя. А денег нам никто не давал. У нас лишних денег не было. И мы вот на эти деньги, миллиарды рублей, которые распыляли, делали главное для людей. Для истинных «чернобыльцев».

Каждый год мы вбрасываем в тот регион. Это только из бюджета. А 160 миллиардов мы тогда высвободили денег и отдали в регионы, пострадавшие от чернобыльской катастрофы. То есть мы не лишили людей этих выплат, но мы их сконцентрировали. И самое главное — удалось газифицировать эти районы и дать людям тепло.

Что касается земли. Вы знаете, Господь, наверное, все–таки с нами. Мы очень много уже земель освоили, очень многие территории реабилитировали. И они уже выведены из так называемой чернобыльской зоны. Эти земли мы осваиваем. Если вы не были — приедете следующий раз, я с удовольствием могу вас туда свозить. В то время, когда я там бываю. Приезжайте. Кстати, интересные процессы происходят за колючей проволокой. Это 30–километровая зона, куда мы вообще никого сейчас не пускаем, там люди не живут. Там появилось столько новых видов животных. Черепах разных видов. Когда я увидел фотографии… Это как будто с какого–то субтропического пояса. Очень интересные вещи происходят там, за этой проволокой. Но самое интересное, там ученые, специалисты работают. Мы же проводим эксперименты, как это влияет. Кстати, если животные там находятся, на загрязненной территории, мы на полгода убираем их оттуда. Ставили эксперимент: полгода откармливали чистыми кормами — никаких следов заражения…

Не всё мы знаем, к сожалению, о радионуклидах, об этой трагедии. Поэтому очень важно вот эти факты аккумулировать. Собрать и для всего человечества сделать определенные выводы.

Этот опыт для человечества очень важен.

А.Гикало, газета «Вольная Кубань»: Александр Григорьевич, издревле цивилизация шла по торговым путям. Очень важная позиция и сегодня. Нам грех жаловаться на отсутствие белорусских товаров на Кубани. Но, к сожалению, многие товары эти имеют как бы два свойства. Одно свойство — марка белорусская — это значит товар хороший. Это все кубанцы знают. И второе свойство. К сожалению, эти товары в ценовом отношении не выделяются среди товаров других поставщиков. Я понимаю, отчего это происходит. Конечно же, тут крутят, накручивают, перекручивают, перекупают и так далее. Не идет ли разговор о том, чтобы выпрямить эти пути поступления белорусских товаров в российские регионы? Тогда бы они были более доступными для небогатого в основном российского потребителя. Может быть, сети какие–то новые придумать, где бы напрямую шло? Может быть, по рукам дать многим «прилипалам» к этому процессу?

А.Г.Лукашенко: Это не нашим надо давать по рукам. У нас в основном государство управляет этими процессами, у нас тут не накрутишь. Поэтому Вы правы: «прилипалы» скупают этот товар по дешевке в Беларуси, а вам продают через 2 — 3 фирмы и на этом живут (а это накрутка 25 — 30 процентов на одной фирме, на другой — 50 процентов — и в 2 — 3 раза дороже становится товар). Ну и потом, а вам и не нужен дешевый товар… Вы знаете, с чего начались «молочные войны»? Вот история. Может, какой–то Касьянов или Сидоров в России потом напишет. На одной из встреч, это уже был «поздний» Путин, он мне говорит: «Александр Григорьевич, недобросовестная конкуренция. Наши молокопроизводители жалуются, что вы привозите в Россию товар дешевле, чем наш». Я говорю: «Так это же благо для вас. Что тут плохого? Все равно ведь товара не хватает, в том числе и молочных продуктов. Мы — дешевле, а они поставляют дорого. Вы с них спросите, чтобы они поставляли такой же товар, как мы. У вас же газ, нефть дешевле для производителей. А мы рентабельно производим и поставляем вам дешевый товар». Это недобросовестная конкуренция? То есть ваши толстосумы, которые занимаются переработкой молочных продуктов (и мясных в том числе, если уже об этом секторе говорить, а так везде), не способных конкурировать с нашей продукцией по цене и качеству, начинают подпирать, лоббировать в правительстве. Я ему раз об этом рассказал в Москве, потом в Минске, потом, когда он уже был премьер–министром, разложил ему, что происходит. У вас все с ног на голову поставлено, у вас крестьянин, который производит молоко (это я Путину рассказывал, показывая эту «пирамиду»), имеет 6 — 7 процентов от конечной цены на молоко. Посредник, который это скупает, и переработчик имеют, допустим, 25 — 30 процентов. Итого — под 40. А все остальные 60 процентов — кто? Торговля: оптовики и розница. «Так какой крестьянин, — я ему говорю, — будет производить молоко? Переверни, — говорю, — эту «пирамиду». Отдай крестьянам хотя бы 40 процентов в цене за молоко. Часть — молокоперерабатывающим заводам (у нас сколько, 18 или 20 процентов молокопереработка стоит?)… А торговле отдай 6 — 7 процентов — это ее деньги, она будет рентабельной. Ну близко к этому пересчитай». Вот в чем вопрос, если уж говорить о цене и проблеме. У нас она была, но мы ее быстро решили, установив: закупочную цену, цену переработки, торговли. Естественно, налоги и так далее. И вот с этого началось. Говорят: «Вы конкурируете недобросовестно, дешево поставляете — наши жалуются, наши не могут». Заставьте их торговать по нашим ценам, потому что у вас себестоимость должна быть ниже. И она ниже. Но где деньги? У частников. Частник никогда не будет озабочен народом, государством. Он большие прибыли кладет себе в карман. Вот почему я сказал, что у вас не заинтересованы в дешевом товаре.

Точно так мне однажды говорят: «Вот МТЗ такие–сякие (это я был у Амана Тулеева, давно уже). Машины дорого у нас продают (как Вы сказали), перепродажа идет». Я говорю: «Скажи мне, пожалуйста, когда на площадь, вот сюда, пригнать столько–то тысяч тракторов по нашим белорусским ценам? А ты уже накручивай потом, сколько хочешь, и забирай деньги в бюджет. А хочешь, по этим же ценам продай. Хочешь, продотируй из бюджета и еще дешевле крестьянам продай, помоги, как это делают китайцы, венесуэльцы и прочие, покупая нашу продукцию». Но это были только разговоры и предложения. Потому что у вас суперлиберальная рыночная экономика. «И государство, — цитирую ваших руководителей, — не вмешивается в эти процессы». Я вас и поздравляю с этим… Вот оно отсюда все и растет. Поэтому понимаете, почему я Вам задал вопрос: куда везти, скажите? У нас достаточно дешевый товар. Товар качественный, хороший. Неправда, что в Беларуси плохой товар. Да, есть в мире товар, может быть, более раскрученный и более качественный для какой–то элиты общества. Ну так таких у вас сколько? 5 процентов. А 95 процентов нормальных людей. И мы же выставки–ярмарки проводим (вот член Правительства у меня здесь, за спиной). Нашего товара, когда идет выставка–ярмарка–продажа, на 1,5 часа хватает. Даже в Москве за 1,5 часа все размели, как в советские времена, очереди выстраиваются… Значит, есть спрос.

Но он дешевый, потому что государство здесь контролирует процесс, и в большинстве своем этот товар производят государственные предприятия или предприятия с контрольным пакетом акций государственным. И для меня в данном случае как человека, определяющего политику, важно, чтобы не такую огромную прибыль получить, хотя это тоже важно, и я — сторонник, чтобы была больше прибыль, но я смотрю, чтобы это было нормально. Чтобы продать нормально, чтобы вовремя деньги поступили, чтобы люди получали регулярно зарплату, пусть среднюю, небольшую зарплату, но регулярно получали. То есть для меня все важны процессы. Для частника важен процесс только один — извлек прибыль и положил в карман.

Хочу вас обратить к интересному наблюдению. Вот кризис. Кому вы помогаете сейчас, государство? Частным банкам, частным предприятиям (к примеру, там… известные фамилии, не буду называть, звучат). А ведь вчера и сегодня «Форбс» и другие журналы печатают, сколько же они накопили на приватизации, работая в этих хороших условиях. Миллиарды. Так почему же они, приватизировав газ и другие предприятия, сегодня не вкладывают свои деньги в эти предприятия, а идут к народу российскому и говорят небогатому народу: «Дайте из бюджета нам». Ты вложи свои деньги. Ты где–то в оффшорную зону вывез, сложил, на Западе у тебя где–то деньги. Вложил? Нет. Государство нигде не денется, потому что иначе придется предприятие закрывать, — будет помогать. А тут можно было бы вложить, но где гарантия, что и эти деньги не пропадут, не уйдут?! Вот он и держит свои деньги, а государство начинает «доить». А у Путина и Медведева выхода нет. Или, как в Пикалево (это просто такой пример, таких мест много), люди выйдут на улицу без зарплаты. Или надо помогать. А помогать — это из бюджета вливать.

Вот вам и либеральная экономика, и частник. Вот он показал себя в этот кризисный период.

И я вам говорил о том, что мне Дмитрий Анатольевич сказал после «двадцатки». Говорит: «Не только мы в России, но и они прозрели». Наконец–то поняли, что государственное регулирование — должно быть! Государственный контроль — должен быть! Ведь экономика —важнейшая сфера жизнедеятельности любого общества и государства. Так? Это ж не я сказал. Мы же с вами в учебниках по политической экономии и других учили это. Учили? Важнейшая сфера. Так что, из этой важнейшей сферы государство должно уйти?! Тогда чем оно должно заниматься? Болтовней про экономику? Не может государство уйти из экономики. И не должно. Поэтому мы честно и откровенно об этом говорили всегда. И если б у нас была хотя бы сотая доля тех богатств сегодня, которыми обладаете вы, мы были бы процветающей страной и не говорили бы ни о каком кризисе.

А.Гикало: Спасибо.

А.Г.Лукашенко: Поэтому, если вы действительно скажете, куда и что везти, исходя из номенклатуры, мы можем дать 1.000 буклетов в каждое министерство. И на этом хорошо еще заработаете и народ удовлетворите свой. Мы вам привезем. Даже сразу предоплату не потребуем. А под ваши гарантии. Продадите — заплатите деньги.

А.Гикало: Я по другой части, к сожалению.

А.Г.Лукашенко: Но я же это образно говорю. Я ж не Вам говорю. Может, кто–то прочитав Вашу газету, придет к Вам и скажет: «Слушай, вот есть люди, давайте какое–то предприятие, склад какой–то». Мы готовы. Скажите нашим министрам. И нам будет хорошо, потому что у нас экспорт, наверное, процентов 80 от всего, что мы производим. У нас экспортно ориентированная экономика. И в условиях падения спроса для нас самая главная проблема — сбыт.

И.Бобровская, газета «Вятский край», Кировская область: Александр Григорьевич, в продолжение начатой темы у меня вот такой вопрос. После экономических трений, свидетелями которых мы были в прошлом году, наступило некое затишье. Вы дважды уже встречались с Дмитрием Медведевым. Ваш прогноз на будущее: грозят ли нам новые торговые войны?

А.Г.Лукашенко: Со стороны Беларуси не ждите никаких войн: ни торговых, ни военных авантюр, ничего. Смотрите на запад абсолютно спокойно. Вы из какого региона?

И.Бобровская: Кировская область.

А.Г.Лукашенко: Не ждите от нас никаких подвохов. Знайте, что здесь живут ваши люди. Как поведут себя в России, вам, наверное, там виднее. Но, исходя из того общения, из наших отношений, которые сложились у нас с Президентом Российской Федерации, я надеюсь, что у нас светлое будущее. Если он будет стойко проводить свою линию.

Т.Ермолицкая, газета «Красное знамя», Томская область: Недавно президент Российской академии медицинских наук Михаил Давыдов сказал, что для того чтобы завоевать Россию, не нужно атомное оружие — достаточно прекратить поставку лекарств. Потому что в России в последнее время практически прекратила свое существование фармацевтическая и медицинская промышленность. Как обстоит дело в Беларуси в этом плане?

А.Г.Лукашенко: Вы знаете, я не могу похвастаться, что мы сто процентов производим лекарств. Ни одна страна столько не производит. Примерно под 40 процентов мы производим собственных лекарств. Но это основные, нужные для людей лекарства. Где–то 60 процентов, наверное, мы покупаем. Поэтому массированно вливание делаем в это производство. Потому что, Вы абсолютно правы, безопасность в этой сфере для любого государства очень важна. Но основные лекарства у нас есть.

Н.Степыгин, газета «Волгоградская правда»: Александр Григорьевич, Волгоградскую область и Республику Беларусь связывают давние тесные связи. Не могли бы Вы дать краткую оценку сегодняшнему состоянию дел? И вторая часть вопроса — поделитесь секретом, столь ошеломляющим успехом в сельском хозяйстве.

А.Г.Лукашенко: У нас давние добрые отношения с Волгоградской областью. Я много раз бывал в вашем прекрасном городе. Это родной нам город, потому что люди столько страданий вынесли в годы войны, как и вся Беларусь. Вот Ленинград, Сталинград, другие города — это ведь братья по несчастью. Поэтому я с большим уважением отношусь к вашим людям. Они просто как с белорусов списаны — абсолютно одинаковые. Добрые люди. Потому что история сделала нас такими.

Что касается сельского хозяйства… Знаете, нам многие говорят: вот вы молодцы, что–то сделали. А я часто говорю и вот Дмитрию Анатольевичу недавно сказал. Я сижу, как–то задумался, он говорит: «Ты чего задумался? Ну не об учениях же думаешь?» Я говорю: «Да». Не об учениях я думал. О сельском хозяйстве. Я ему сказал: «Нам бы еще пять лет, вот не было бы этого кризиса — мы бы полностью спасли деревню». Мы начали заниматься не сельским хозяйством — мы спасали село. Ну не бывает России и Беларуси без села. Там корни наши, там душа наша, мы ведь все оттуда. Империя была российская… Белоруссия, Россия, нынешние территории, они были в основном крестьянские. И пополнение шло оттуда. Так уж случилось, что корни наши там. И больно было смотреть. А для меня это особенно важно. Я родился в городе. Года три с матерью прожил. Кстати, на границе со Смоленщиной, в Орше. А всю свою сознательную жизнь прожил в деревне. Видел, что это за труд. Я видел, как погибает деревня. А коль деревня погибает — нет основы. Все вымывается. Это катастрофа для любого государства. Вы это в России чувствуете, когда умирает деревня. Об этом мне Дмитрий Анатольевич дважды уже говорил. Сокрушаясь, говорит: «Просто трудно представить, какой объем работы надо в России выполнить, чтобы спасти село». И часто у меня тоже спрашивает: «Вот что вы здесь сделали? Что здесь?» И я ему рассказываю. Но вопрос же не в том, чтобы вспахать землю. Это важно. Надо было спасать деревню: строить инфраструктуру, дороги, делать газификацию. Надо было клубы нормальные, модернизировать их, если где–то есть. Надо школы, чтобы там образование было такое, как в городе. И тогда мы решили: надо строить агрогородки. А вокруг них огромные площади земельные. Благо что колхозы не распустили, не развалили. И нам проще было создать огромные массивы — 10 — 12 тысяч гектаров под мощное производство молока, мяса, птицы и так далее. Потому что там корма из земли. Но обязательно агрогородок в центре. И когда мы это начали делать, мы увидели, что наши крестьяне воспряли. Появилась новая техника, целый шлейф. Мы начали делать свои комбайны, свои тракторы мощные, как на Западе. Когда у вас «Россельмаш» фактически прекратил существование, мы вынуждены были свой комбайн делать. Ведь за 150 комбайнов заплатили, и только, наверное, через 10 лет они нам поставили эти комбайны. Потому что уже на уровне государства вашего подняли вопрос: ну отдайте хоть то, за что заплатили. И мы видели, что мы нигде, кроме Запада, комбайн не купим. Потому что нет российских «Донов». Остановился завод. А у нас нечем было убирать, как у вас. И тогда я лично, помню, принимал эти решения. Мы же за это время, за 10 лет, три этапа прошли. Третий комбайн делаем — он уже на уровне немецкого. Но в два раза дешевле. А так бы мы ходили и покупали у немцев, американцев. Мы у них покупаем «Джон Диры», «Лексионы» и прочее. Но это только там, где 100 центнеров урожайность. А таких полей уже немало сегодня. Но это не основные поля. Мы создали свой комбайн, который уже убирает, вот в этом году мне докладывали, и 90 центнеров с гектара.

Я это к чему вам говорю? Не для того, чтобы похвастаться, что мы это сделали. Хотя мне и приятно сегодня об этом говорить. Я вам хочу продемонстрировать, что как только мы занялись проблемой села, это потянуло, как локомотив, остальное. Потянуло общественную, социальную жизнь людей — клубы, дворцы культуры, сад, ясли, школа. Мы в каждом городке объединили ясли, сад и школу. Никаких травм, человек как начал с трех лет туда ходить, он уже привычен. Представляете, из детского сада в школу завести ребенка? Сами же ходили. Какая трагедия… И по детям своим знаете. Отрабатывали все нюансы. Ну и потом, не забывайте, что один крестьянин дает работу семи человекам. Что такое зерно произвести? Его надо перевезти — значит, водители работают. Его надо размолоть —значит, там группа людей работает на мельнице. Его в хлеб надо испечь — значит, в хлебопекарной промышленности люди работают, в кондитерской и так далее. Семи человекам дает работу. Мы это всё изучили. Подняли это. И ударили в центр, то есть в село, и начали его развивать. Это дало вот такой хороший результат.

Вы были в Витебском районе. Но это не лучшие земли у нас. Витебск — это вообще критическое земледелие. Если бы вы побывали, допустим, на юге Минщины, даже в Гомельской области, в Брестской области, в Гродненской области. Там вообще уровень выше европейского. А Витебщина — это у нас, конечно, еще несколько отсталые территории. Но вы видели, с чего мы вот эти зернышки начинали. У нас сегодня проблема на селе другая. В России некому землю, Президент мне говорит, пахать. А у нас там, где мы прошлись реформой, некуда людей девать. Потому что с энергонасыщенной техникой. И там вместо трех нужен один механизатор. И он не хочет в паре работать ни с кем, он не хочет отдавать свой трактор. Я говорю, что трактор должен, как самолет, летать: пришел, смену 8 часов или 10 отработал — передай своему напарнику. Пусть он 10 часов отработает. Это 20 часов. А 4 часа — на обслуживание. «Нет, я сам буду 20 часов работать. Я за 15 сделаю». Он никому не дает этот трактор. У нас возникла проблема занятости людей там, где мы осуществили реформу. Это уже в большей части сельского хозяйства. И нам пришлось, как в добрые советские времена, создавать подсобные промыслы.

Здесь Председатель Национального банка сидит, вот если бы он вам рассказал историю Национального банка, вообще были бы поражены.

Сколько у тебя гектаров земли, Петр Петрович?

П.П.Прокопович: Сто шестьдесят тысяч.

А.Г.Лукашенко: Сто шестьдесят тысяч — у Национального банка. Что это такое? Это разрушенные, уничтоженные советские колхозы. Он от земли человек, Герой Беларуси, кстати. Куда ему деваться? Он свою прибыль, Национального банка, вкладывал в землю. Я почему привел его в пример? Вот недавно мы с ним эту проблему обсуждали. Я у него спрашиваю: «Как у тебя там?» — «Нормально. Вот создаем сады, вот переработку переносим туда, на землю. Она уже не в городах: переработка молока, мяса. Сады закладываем. Мы же еще из Польши завозим яблоки. Из Польши, рядом. Что, сами не можем?» Закладывал сады 5 лет назад. Сегодня уже у него яблоки. То есть это позволяет большее количество людей занимать, которые высвобождаются. Особенно женщин. Туризмом вот он занялся, недавно гостиницу показывал. Построил в деревне, притом деревня была рядом с Россией. Полностью спившаяся. Там живого человека уже не было — с утра все пьяные ходили. Это близко к моей родине, поэтому я хорошо знаю. Сегодня — не узнать. Доярка — она в сезон получает до 1.000 долларов — на ферму никого не пускает. Не дай Бог заболеет скотина. Пьяного увидеть — да вы что… И это там, где все было пропито…

Нас всегда критиковали: вот Лукашенко — колхозник. Такой–сякой, ничего нового и прочего… Вы знаете, что у нас около 30 процентов бывших хозяйств, колхозов и совхозов приватизировано. Они частные. И только 11 из 500 с лишним приватизированных, только 11 (два года назад) плохо работали. Мы отдали хозяйства частникам. В 3 — 5 раз производство подняли. Спасли их. И люди, крестьяне, у нас это настороженно восприняли: как это, придет помещик? А сейчас им скажи, что мы уберем этого помещика, воевать за него будут. Мы это сделали спокойно. Но кто этих помещиков ценит? Тот, кто хочет работать. Таких у нас в сельском хозяйстве сегодня хватает.

То есть вы понимаете, что мы не просто хотели провести реформу сельского хозяйства? Не только для того, чтобы получить больше молока и мяса (мы скоро удвоим производство молока, удвоим производство мяса, и хорошего качества), а чтобы спасти нутро, сердце, душу страны. Потому что без села нет России, нет Беларуси. Вот с чего мы начинали. Вот с этой идеологической, можно сказать, проблемы.

А посмотреть, как и что… Знаете, вот приезжали ко мне некоторые губернаторы. По–моему, из Нижнего Новгорода, Курска, еще откуда–то. Посмотрели и ахают. Я говорю: «Ну что вы ахаете? Столько денег? Ну ладно, давайте я вам, вот в вашей губернии, построю одно такое по белорусским меркам хозяйство (в Венесуэле мы строим три типа: фермерское хозяйство, коллективное и т.д.)». Он: «Я хочу колхоз». Я говорю: «Подожди, ты в колхозе не работал и не знаешь, что такое колхоз. Не спеши. Давай мы тебе несколько типов. Не надо колхозы, как это у нас было: все вокруг колхозное, все не мое — никто ни за что не отвечает (я в совхозе работал в свое время 7 лет, государственное предприятие — и то неуправляемое было). Подожди, у нас есть образцы, и мы тебе сделаем». Почему мы в Венесуэле делаем, а у вас не можем? И вот несколько губернаторов согласились (не знаю, на каком уровне сейчас этот проект, два года тому назад я дал «добро» и поручил спроектировать прямо там, выехать туда, потому что это примерно как в Беларуси —севообороты, численность, урожайность и прочее). «Привезем, — говорю, — свои семена, свою технику поставим, привезем свои стройматериалы, построим вам агрогородок, реанимируем те деревни. Посмо?трите, как туда люди пойдут».

Поэтому, если это надо, мы вам это можем сделать. И притом мы это сделаем в 5 раз дешевле, чем вы сами.

Когда Лужков приехал и посмотрел Национальную библиотеку, шепчет мне на ухо: «Сколько это стоит?» Я ему назвал цифру. «А мне за эти деньги построишь?» Я говорю: «Тебе в 2 раза дороже».

(Смех в зале.)

«Почему?» — «Потому что это все равно будет в 2 раза дешевле, чем сейчас у тебя строится»… Действительно так было.

В.Шалак, газета «Невский край», Санкт–Петербург: Уважаемый Александр Григорьевич! Год назад Российская Федерация, являющаяся членом нашего Союзного государства, признала суверенитет Абхазии и Южной Осетии. А как строит взаимоотношения с этими странами Республика Беларусь? Спасибо.

А.Г.Лукашенко: У нас прекрасные с ними отношения, особенно с Абхазией. Я уже много раз об этом говорил, что для Абхазии я очень хороший человек. Почему? Потому что в свое время в СНГ при Ельцине и Шеварднадзе внесен был проект, который блокировал Абхазию. То есть был проект такой, что никакого общения с Абхазией напрямую, только через Тбилиси, и объявить экономическую блокаду, чтобы они были вынуждены признать это. У нас консенсусом эти вопросы принимались, поэтому я сказал: «Нет, я не буду подписывать». И единственный я не подписал это решение, и оно не вступило в силу. Абхазцы это помнят, знают и очень ценят. Я тогда просто говорил, что все эти экономические санкции — это беднота, нищета (кстати, я туда ездил, будучи Президентом, несколько раз — было жуткое положение. Мы им помогали). Если им блокаду ввести, то люди погибнут. И я не подписал. И вот с тех пор у нас как–то складывались всегда хорошие отношения с Абхазией.

С Южной Осетией у нас контактов было очень мало, но когда это несчастье произошло, я послал туда группу людей с гуманитарной помощью, наши депутаты ездили. Тогда встал вопрос о признании, и я хотел изучить: какова же ситуация, что же там произошло? Потому что одни одно говорят, другие — другое. Мы однозначно заняли позицию Российской Федерации, поддержав на всех уровнях. Но признание ведь — серьезный акт. Все республики СНГ категорически отказались признавать. И я тогда послал людей, депутатов (и на парламентские выборы мы поехали большой группой, сейчас наши люди там работают). У нас отношения с ними, как у государства с государством фактически.

Наверное, Вы намекали на признание этих республик. Знаете, я в Литве, когда меня там начали «третировать», я им сказал: «Знаете, по большому счету, мы давно должны были признать Абхазию и Осетию, не важно, что там произошло, тем самым поддержав нашего союзника». Но, к сожалению, сам союзник виноват в том, что мы до сих пор не решили этот вопрос. Я уже почти откровенно это говорю, но прошу только не муссировать эту тему.

Что произошло? У нас был определенный механизм. Мы об этом сказали Европейскому союзу, американцам о том, как мы будем идти к признанию этих республик. Они развели руками… А вопрос был один. Когда они начинали нас поддавливать, я им задал вопрос: «Вы нам Россию замените?» — «Нет». — «Ну так почему вы на нас давите?» Прагматичный вопрос… Выстроили эту всю систему. Но кому–то в России очень хотелось или нас «наклонить» побыстрее, или, может быть, вообще не хотели, чтобы мы признавали эти республики… Вы помните, центральные СМИ, явно подконтрольные государственным чиновникам, начали нас просто травить: «Не признает, потому что 500 миллионов долларов не дали». Как будто я за деньги должен признать эти республики… Ну и пошла эта волна в тот момент, когда мы должны были признать. И об этом знали ваши руководители. Поэтому я сказал: «Стоп, ребята. В этой ситуации так не будет». Понимаете, все делалось под то, чтобы на этом еще получить какой–то капитал известно кому. Мы, мол, их «наклонили», они никуда не делись, признали…

И я недавно об этом сказал: «Вы сами создали такую ситуацию, поэтому терпите». Я не хочу конкретизировать. Очень больная тема. Но уже как человек искренне я вам сказал, что давно надо было это сделать. Но не мы в этом виноваты. Я думаю, что разберемся…

С.Зыков, телеканал «Катунь–24», Алтайский край: Товарооборот между Беларусью и Алтайским краем только за последние шесть месяцев увеличился вдвое. У нас идет сборка ваших тракторов, троллейбусов, установка лифтов. Соглашение между Алтайским краем и Беларусью было заключено 11 лет назад, губернатор Александр Богданович Карлин отслеживает выполнение условий документа. Какие перспективы этого сотрудничества Вы видите как Глава государства?

А.Г.Лукашенко: Вы знаете, вообще, у вас неплохие губернаторы были и есть — они спасли когда–то вот этот процесс нашего единства. Если бы не губернаторы, всё бы развалили. Я ездил много тогда по России и обращался напрямую к губернаторам (это уже «поздний» Ельцин): «Ребята, мы не решаем в Москве эти вопросы, помогите». Надо отдать должное, что никто в Москве не препятствовал установлению этих прямых контактов. И тогда мы здорово и товарооборот подстегнули, и увязали наши государства экономически и политически. На многих я был землях российских: и в Новосибирске, и на Дальнем Востоке, во Владивостоке, не говоря уже о Москве, Питере, Краснодаре и так далее. Вот это, к слову сказать, и спасло наше государство. И вот тогда губернатор ваш приехал (один из первых, это было где–то 11 — 12 лет тому назад) и, как бы ни было сложно, мы договорились с ним. Мы пообещали, что мы сделаем это и это. И вот тогда мы открыли только сборку, сегодня уже это и производство совместное, потому что многое уже начинают делать там, на месте, то, что нам из Беларуси не надо везти. Ну и это же развивает у вас рабочие места, развивает вашу промышленность и так далее. Мы о многом договорились. И сегодня есть хороший результат, хотя не сказать, что это богатейший огромный край: нефть не качаете, на Запад не продаете газ, наверное. Все, как в Беларуси, — от рук, от ума людского, но результат есть.

Мне кажется, что нам надо эти проекты развивать. И с такими регионами, с которыми мы уже имеем вот такую историю, мы особо не бросаемся на какие–то объемные проекты. Мы ищем один–два дополнительно проекта на два–три года, чтобы, реализовав его, ну, может, даже удвоить наш товарооборот, о котором Вы ск